Неточные совпадения
Откуда возьмется и надутость и чопорность, станет ворочаться по вытверженным наставлениям, станет ломать голову и
придумывать, с кем и как, и сколько нужно говорить, как на кого смотреть, всякую минуту будет бояться, чтобы не сказать больше, чем нужно, запутается наконец сама, и кончится тем, что станет наконец врать всю жизнь, и выдет просто черт знает что!» Здесь он несколько времени помолчал и потом прибавил: «А любопытно бы знать, чьих она? что, как ее отец? богатый ли помещик почтенного нрава или просто благомыслящий
человек с капиталом, приобретенным на службе?
В свойстве характера Катерины Ивановны было поскорее нарядить первого встречного и поперечного в самые лучшие и яркие краски, захвалить его так, что иному становилось даже совестно,
придумать в его хвалу разные обстоятельства, которые совсем и не существовали, совершенно искренно и чистосердечно поверить самой в их действительность и потом вдруг, разом, разочароваться, оборвать, оплевать и выгнать в толчки
человека, которому она, только еще несколько часов назад, буквально поклонялась.
— Да, да, — заговорил Базаров, — урок вам, юный друг мой, поучительный некий пример. Черт знает, что за вздор! Каждый
человек на ниточке висит, бездна ежеминутно под ним разверзнуться может, а он еще сам
придумывает себе всякие неприятности, портит свою жизнь.
Самгин догадался, что пред ним
человек, который любит пошутить, шутит он, конечно, грубо, даже — зло и вот сейчас скажет или сделает что-нибудь нехорошее. Догадка подтверждалась тем, что грузчики, торопливо окружая запевалу, ожидающе, с улыбками заглядывали в его усатое лицо, а он, видимо,
придумывая что-то, мял папиросу губами, шаркал по земле мохнатым лаптем и пылил на ботинки Самгина. Но тяжело подошел чернобородый, лысый и сказал строгим басом...
Клим крепко сжал зубы,
придумывая, что ответить
человеку, под пристальным взглядом которого он чувствовал себя стесненно. Дмитрий неуместно и слишком громко заговорил о консерватизме провинции, Туробоев посмотрел на него, прищурив глаза, и произнес небрежно...
— Нам все едино-с! И позвольте сказать, что никакой крестьянской войны в Германии не было-с, да и быть не может, немцы —
люди вышколенные, мы их — знаем-с, а войну эту вы сами
придумали для смятения умов, чтоб застращать нас,
людей некнижных-с…
— На все вопросы, Самгин, есть только два ответа: да и нет. Вы, кажется, хотите
придумать третий? Это — желание большинства
людей, но до сего дня никому еще не удавалось осуществить его.
Красавина. Кто ж этого не знает! Весь свет знает. А это я к тому говорю, красавица ты моя писаная, что от кого же нам и жить-то, бедным сиротам, как не от вас, богатых
людей? Вам жить да нежиться, а нам для вас служить. Ты сиди только да
придумывай, а я уж для тебя все, окромя разве птичьего молока.
Анфиса. Благородного
человека сейчас видно: у него все и поступки благородные. Ну кто
придумает башмачника прислать, кроме благородного
человека? Никто на свете.
Стильтон в 40 лет изведал все, что может за деньги изведать холостой
человек, не знающий забот о ночлеге и пище. Он владел состоянием в 20 миллионов фунтов. То, что он
придумал проделать с Ивом, было совершенной чепухой, но Стильтон очень гордился своей выдумкой, так как имел слабость считать себя
человеком большого воображения и хитрой фантазии.
Длинный рассказ все тянулся о том, как разгорались чувства молодых
людей и как родители усугубляли над ними надзор,
придумывали нравственные истязания, чтоб разлучить их. У Марфеньки навертывались слезы, и Вера улыбалась изредка, а иногда и задумывалась или хмурилась.
У него в голове было свое царство цифр в образах: они по-своему строились у него там, как солдаты. Он
придумал им какие-то свои знаки или физиономии, по которым они становились в ряды, слагались, множились и делились; все фигуры их рисовались то знакомыми
людьми, то походили на разных животных.
— Так что это не так просто, как кажется, — сказал Нехлюдов. — И об этом не мы одни, а многие
люди думают. И вот есть один американец, Джордж, так он вот как
придумал. И я согласен с ним.
И как не было успокаивающей, дающей отдых темноты на земле в эту ночь, а был неясный, невеселый, неестественный свет без своего источника, так и в душе Нехлюдова не было больше дающей отдых темноты незнания. Всё было ясно. Ясно было, что всё то, что считается важным и хорошим, всё это ничтожно или гадко, и что весь этот блеск, вся эта роскошь прикрывают преступления старые, всем привычные, не только не наказуемые, но торжествующие и изукрашенные всею тою прелестью, которую только могут
придумать люди.
— А то как же? Конечно, она. Ведь взбредет же
человеку такая блажь… Я так полагаю, что Зося что-нибудь
придумала. Недаром возится с этим сумасшедшим.
Нашлись, конечно, сейчас же такие
люди, которые или что-нибудь видели своими глазами, или что-нибудь слышали собственными ушами; другим стоило только порыться в своей памяти и припомнить, что было сказано кем-то и когда-то; большинство ссылалось без зазрения совести на самых достоверных
людей, отличных знакомых и близких родных, которые никогда не согласятся лгать и
придумывать от себя, а имеют прекрасное обыкновение говорить только одну правду.
— Насчет этой двери и что Григорий Васильевич будто бы видел, что она отперта, то это ему только так почудилось, — искривленно усмехнулся Смердяков. — Ведь это, я вам скажу, не человек-с, а все равно что упрямый мерин: и не видал, а почудилось ему, что видел, — вот его уж и не собьете-с. Это уж нам с вами счастье такое выпало, что он это
придумал, потому что Дмитрия Федоровича несомненно после того вконец уличат.
— Ах, это прекрасный, прекрасный
человек, я знакома с Михаилом Макаровичем. Непременно, именно к нему. Как вы находчивы, Петр Ильич, и как хорошо это вы все
придумали; знаете, я бы никак на вашем месте этого не
придумала!
Восторженные отзывы Дмитрия о брате Иване были тем характернее в глазах Алеши, что брат Дмитрий был
человек в сравнении с Иваном почти вовсе необразованный, и оба, поставленные вместе один с другим, составляли, казалось, такую яркую противоположность как личности и характеры, что, может быть, нельзя бы было и
придумать двух
человек несходнее между собой.
«На выздоровление больной ножки моего предмета» — это он такое заглавие
придумал — резвый
человек!
Лет восемь тому назад он на каждом шагу говорил: «Мое вам почитание, покорнейше благодарствую», и тогдашние его покровители всякий раз помирали со смеху и заставляли его повторять «мое почитание»; потом он стал употреблять довольно сложное выражение: «Нет, уж это вы того, кескесэ, — это вышло выходит», и с тем же блистательным успехом; года два спустя
придумал новую прибаутку: «Не ву горяче па,
человек Божий, обшит бараньей кожей» и т. д.
Как он попадал из этого ружья — и хитрому
человеку не
придумать, но попадал.
Каждый день, бывало, новую затею
придумывал: то из лопуха суп варил, то лошадям хвосты стриг на картузы дворовым
людям, то лен собирался крапивой заменить, свиней кормить грибами…
Разве только в необыкновенных случаях, как-то: во дни рождений, именин и выборов, повара старинных помещиков приступают к изготовлению долгоносых птиц и, войдя в азарт, свойственный русскому
человеку, когда он сам хорошенько не знает, что делает,
придумывают к ним такие мудреные приправы, что гости большей частью с любопытством и вниманием рассматривают поданные яства, но отведать их никак не решаются.
Для этого удивительного
человека не существовало тайн. Как ясновидящий, он знал все, что здесь происходило. Тогда я решил быть внимательнее и попытаться самому разобраться в следах. Вскоре я увидел еще один порубленный пень. Кругом валялось множество щепок, пропитанных смолой. Я понял, что кто-то добывал растопку. Ну, а дальше? А дальше я ничего не мог
придумать.
Видишь ли, государь мой, проницательный читатель, какие хитрецы благородные-то
люди, и как играет в них эгоизм-то: не так, как в тебе, государь мой, потому что удовольствие-то находят они не в том, в чем ты, государь мой; они, видишь ли, высшее свое наслаждение находят в том, чтобы
люди, которых они уважают, думали о них, как о благородных
людях, и для этого, государь мой, они хлопочут и
придумывают всякие штуки не менее усердно, чем ты для своих целей, только цели-то у вас различные, потому и штуки придумываются неодинаковые тобою и ими: ты
придумываешь дрянные, вредные для других, а они
придумывают честные, полезные для других.
Добрые
люди винили меня за то, что я замешался очертя голову в политические движения и предоставил на волю божью будущность семьи, — может, оно и было не совсем осторожно; но если б, живши в Риме в 1848 году, я сидел дома и
придумывал средства, как спасти свое именье, в то время как вспрянувшая Италия кипела пред моими окнами, тогда я, вероятно, не остался бы в чужих краях, а поехал бы в Петербург, снова вступил бы на службу, мог бы быть «вице-губернатором», за «оберпрокурорским столом» и говорил бы своему секретарю «ты», а своему министру «ваше высокопревосходительство!».
Люди не могли
придумать более высокого слова.
— Что-нибудь тут кроется, господа, — уверял Стабровский. — Я давно знаю Бориса Яковлича. Это то, что называют гением без портфеля. Ему недостает только денег, чтобы быть вполне порядочным
человеком. Я часто завидую его уму… Ведь это удивительная голова, в которой фейерверком сыплются самые удивительные комбинации. Ведь нужно было
придумать дорогу…
Луковникову пришлось по душе и это название: славяночка. Ведь
придумает же
человек словечко! У меня, мол, дочь, хоть и полька, а тоже славяночка. Одна кровь.
Харитина вспомнила предсказание Галактиона и засмеялась. Вот
придумал человек!.. А все-таки он пришел в суд, и она уже не чувствовала убивавшего ее одиночества.
Люди, о которых они знают всю подноготную, конечно, не
придумали бы, какие интересы руководствуют ими, а между тем многие из них этим знанием, равняющимся целой науке, положительно утешены, достигают самоуважения и даже высшего духовного довольства.
Не извиняюсь, что преследую вас разного рода поручениями; вы сами виноваты, что я без зазрения совести задаю вам хлопоты. Может быть, можно будет вам через тезку Якушкина избавить этого
человека от всяких посторонних расходов. Словом сказать, сделать все, что
придумаете лучшим; совершенно на вас полагаюсь и уверен, что дело Кудашева в хороших руках.
— Нечего
придумывать, когда полиция следит его по пятам и у вашего дома
люди.
Да, это было оно, это было «потрясение», и вот эти
люди, которые так охотно бледнеют при произнесении самого невинного из заклейменных преданием"страшных слов", — эти
люди, говорю я, по-видимому, даже и не подозревают, что рядом с ними, чуть ли не ими самими, каждый час, каждую минуту, производится самое действительное из всех потрясений, какое только может
придумать человеческая злонамеренность!
— Свято место не должно быть пусто. Там, где бог живет, — место наболевшее. Ежели выпадает он из души, — рана будет в ней — вот! Надо, Павел, веру новую
придумать… надо сотворить бога — друга
людям!
Сколько всевозможных «союзов» опутало
человека со всех сторон; сколько каждый индивидуум ухитряется
придумать лично для себя всяких стеснений!
Как бы желая чем-нибудь занять молодого
человека, она, после нескольких минут молчания,
придумала, наконец, и спросила его, откуда он родом, и когда Калинович отвечал, — что из Симбирска, поинтересовалась узнать, далеко ли это.
Придумала занять у почтмейстера и вот, душа моя, видела скупого
человека — ужас!
— Да, вы одни… Вы одни. Я затем и пришла к вам: я ничего другого
придумать не умела! Вы такой ученый, такой хороший
человек! Вы же за нее заступились. Вам она поверит! Она должна вам поверить — вы ведь жизнью своей рисковали! Вы ей докажете, а я уже больше ничего не могу! Вы ей докажете, что она и себя, и всех нас погубит. Вы спасли моего сына — спасите и дочь! Вас сам бог послал сюда… Я готова на коленях просить вас…
«Милан
придумал искусственное покушение с целью погубить радикалов. Лучшие
люди Сербии арестованы; ожидаются казни, если не будет вмешательства держав».
Екатерина Петровна хоть соглашалась, что нынче действительно стали отстаивать слабых, бедных женщин, но все-таки сделать какой-нибудь решительный шаг колебалась, считая Тулузова почти не за
человека, а за дьявола. Тогда камер-юнкер, как сам
человек мнительный и способный
придумать всевозможные опасности, навел ее за одним секретным ужином на другого рода страх.
— Почему же погибли? — продолжал утешать Аггея Никитича Егор Егорыч. — Вы такой добрый и душевный
человек, что никогда не погибнете, и я вот теперь
придумываю, какое бы вам другое место найти, если это, кроме семейных причин, и не по характеру вам.
— Ну, устройте ложу, —
придумал он, — у себя вот тут, в усадьбе!.. Набирайте ищущих между мужиками!.. Эти
люди готовее, чем кто-либо… особенно раскольники!
Об умершей они много не разговаривали (смерть ее было такое естественное явление), а переговорили о том, как им уведомить поосторожнее Марфиных, чтобы не расстроить их очень, и
придумали (мысль эта всецело принадлежит gnadige Frau) написать Антипу Ильичу и поручить ему сказать о смерти старушки Егору Егорычу, ибо gnadige Frau очень хорошо знала, какой высокодуховный
человек Антип Ильич и как его слушается Егор Егорыч.
— Вот, видишь, как оно легко, коли внутренняя-то благопристойность у
человека в исправности! А ежели в тебе этого нет — значит, ты сам виноват. Тут, брат, ежели и не придется тебе уснуть — на себя пеняй! Знаете ли, что я
придумал, друзья? зачем нам квартиры наши на ключи запирать? Давайте-ка без ключей… мило, благородно!
Правду сказать, — все не понравилось Матвею в этой Америке. Дыме тоже не понравилось, и он был очень сердит, когда они шли с пристани по улицам. Но Матвей знал, что Дыма —
человек легкого характера: сегодня ему кто-нибудь не по душе, а завтра первый приятель. Вот и теперь он уже крутит ус,
придумывает слова и посматривает на американца веселым оком. А Матвею было очень грустно.
Сколько ни
придумывали люди средств для того, чтобы лишить
людей, стоящих у власти, возможности подчинять общие интересы своим, или для того, чтобы передавать власть только
людям непогрешимым, до сих пор не найдено средств для достижения ни того, ни другого.
Живет спокойно такой
человек: вдруг к нему приходят
люди и говорят ему: во-1-х, обещайся и поклянись нам, что ты будешь рабски повиноваться нам во всем том, что мы предпишем тебе, и будешь считать несомненной истиной и подчиняться всему тому, что мы
придумаем, решим и назовем законом; во-вторых, отдай часть твоих трудов в наше распоряжение; мы будем употреблять эти деньги на то, чтобы держать тебя в рабстве и помешать тебе противиться насилием нашим распоряжениям; в-3-х, избирай и сам избирайся в мнимые участники правительства, зная при этом, что управление будет происходить совершенно независимо от тех глупых речей, которые ты будешь произносить с подобными тебе, и будет происходить по нашей воле, по воле тех, в руках кого войско; в-четвертых, в известное время являйся в суд и участвуй во всех тех бессмысленных жестокостях, которые мы совершаем над заблудшими и развращенными нами же
людьми, под видом тюремных заключений, изгнаний, одиночных заключений и казней.
Ведь если поставить себе задачей запутать
человека так, чтобы он не мог с здоровым умом выбраться из внушенных ему с детства двух противоположных миросозерцаний, то нельзя ничего
придумать сильнее того, что совершается над всяким молодым
человеком, воспитываемым в нашем так называемом христианском обществе.